Выношу свое произведение на Ваш суд...

Автор  GerrАсимофф

Первым демократическим выборам посвящается…
КОЗА  и  революция

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Все только начинается…

Буржуев Афиноген Дуля не любил. Может быть по этой причи-не, а может по какой другой, в 18-ом году взял Афиноген свою бер-данку, подвязал потуже лапоточки и отправился с отрядом бывшего деревенского юродивого Митьки-Носа, а ныне красного командира Дмитрия Носова, этих самых буржуев бить.
Терять ему, как говорится, было нечего, окромя старой зава-лившейся избенки, собачьей конуры и козы Глашки неизвестного возраста. Глашка была гордостью Афиногена и даже, можно сказать, всей деревни. Прославилась она тем, что не боялась никого и ниче-го, а деревенского быка Живодера загнала в реку и продержала там три часа. Поэтому Афиноген взял Глашку с собой в отряд. Митька-Нос поначалу было воспротивился, но когда Глашка своим единст-венным рогом распорола его обшитые кожей галифе, махнул рукой и сказал:
- Хрен с ней, пусть идет. Будет у нас вроде как вместо танка.
Таким образом стал отряд еще и механизированным.
По утряне двинулись в путь. Впереди шагал Митька-Нос, за ним Афиноген с козой и берданкой, потом человек тридцать мужи-ков кто с чем, а замыкал торжественное шествие комиссар, прислан-ный из города для формирования отряда. Комиссара звали товарищ Еськин, сам себя он называл «авангардом партии», а мужики меж собой прозвали его Плешью. Комиссар был длинным, тощим; носил кожаный френч, очки с толстыми стеклами и имел на голове плешь в форме неправильной звезды. По поводу этой плеши в отряде ходили самые разнообразные слухи, самым правдоподобным из которых был слух, что эту плешь Еськин заработал, когда вместе с Лениным и Троцким разрабатывал план взятия Зимнего. Вроде бы как в тяже-лых раздумьях над планом, вожди революции тушили свои сигары об Еськинскую голову. Сам комиссар плешью, а вернее ее формой, очень гордился и частенько, сидючи в кустах по большой нужде, нежно поглаживал свою гордость рукой.
Провожать отряд вышла вся деревня. Дед Евлампий по такому поводу расщедрился и выставил два ведра крепчайшего самогона. Некоторые несознательные бабы цепляли своих мужиков за специ-ально пошитые для кровавых битв красные рубахи и голосили со всей своей мочи:
- Ванька, ирод, куда ж ты собрался-а-а-а!..
- Семушка, опомнись, я ж табе блинов спекла-а-а!..
- Агафон, на кого ж ты меня с детями малыми покину-у-у-ул!..
Разбитная деревенская вдова Аграфена, напробовавшись ев-лампиевского самогона, тащила товарища Еськина к сеновалу и, пьяно размазывая по краснощекому лицу сопли с придыханием шеп-тала:
- Пойдем, касатик, я тебя на дорожку обниму… А то порежут тебя завтра беляки проклятые и не узнаешь ты настоящей бабьей ласки…
Еськин, полузадушенный в объятьях шестипудовой Аграфены, только слабо пищал и пытался свободной рукой достать из штанов предписание городского Реввоенсовета о немедленном выдвижении сформированного отряда навстречу деникинским бандам. Делал он это зря, поскольку Аграфена и трезвая-то читать не умела, а опосля пяти кружек самогона  вообще разум теряла. В общем, ежели бы не подоспевший с козой Афиноген, закончился бы славный революци-онный путь товарища Еськина на старом деревенском сеновале под ведерными грудями Аграфены.
Кое-как Носову удалось собрать растаскиваемый бабами и ре-бятишками отряд и, погрузив контуженого комиссара на телегу с провиантом, красные бойцы двинули навстречу гидре мирового им-периализма.
В деревне продолжалось гулянье: деду Евлампию набили морду и заставили вытащить на свет Божий еще пару ведер самогона, од-ноногий конюх Митрич наяривал на старой гармошке-трехрядке, бабы исступленно отплясывали «Камаринского», а раздосадованная неудачей с Еськиным Аграфена, тащила на сеновал в стельку пьяно-го деда Тимоху -  героя Бородинской битвы и кавалера Георгиевско-го креста.
Веселье продолжалось до утра, а к обеду на сеновале нашли помершего деда Тимоху и храпящую Аграфену. Деда похоронили, Аграфене безутешные родственники намяли бока и на этом проводы красноармейцев закончились.
Между тем отряд, имевший грозный вид и непоколебимый ре-волюционный дух, до соседней деревни Кислятихи дошел, не встре-тив никакого сопротивления со стороны буржуинской армии. К сло-ву сказать, беляки в этих краях вообще ни разу не появлялись, но мне кажется, что присутствие носовских героев их и пугало.
В Кислятихе отряд остановился на ночлег. Пока в котелках ва-рилась овсяная похлебка на яичной скорлупе, оклемавшийся Еськин прочитал бойцам лекцию о том, как хреново им жилось раньше, и как почетно умереть в бою с белыми гадами за хорошую жизнь в бу-дущем. После лекции трое бойцов тихонько собрали свои котомки и вернулись домой, решив, что хреново жить, оно все-таки лучше, чем хорошо умереть.
Афиноген же, похлебав варева и задымив самосадом, задал Еськину мучавший его с утра вопрос:
- А вот растолкуй-ка ты мне, товарищ комиссар, эдакую зака-выку. Ходют разговоры, чо при кумунизьме все обчее будет, и бабы тоже - так ли?
- Так, - утвердительно кивнул Еськин, - и бабы, и коровы, и ко-зы, и вообще все.
Афиноген почесал бороду и продолжил:
- А вот, к примеру, ежели Федька Сивый не захочет мне свою бабу отдать, как тогда быть?..
Еськин задумался.
- Если не захочет, то, стало быть, нет в нем пролетарской соз-нательности, а раз так – нет ему и места в нашем коммуни-стическом обществе!
- То ись можно его в расход? – уточнил Афиноген.
- Точно так, - подтвердил Еськин.
- А ежели я, к примеру, уверен, - продолжал Дуля, - чо Федька нипочем мне свою бабу не отдаст, могу я его чичас шлеп-нуть?
- И очень даже запросто, - согласился Еськин, - это называется проявить пролетарскую бдительность!
Афиноген, довольный беседой, устроился поудобней и заснул с блаженной улыбкой на губах. И снилась ему Федькина баба Нюрка, улыбающаяся, в новом красном сарафане. И вроде как протягивала она Дуле руку и говорила: «Седня я, Афиногенушка, твоя, а назавтра меня товарищ Еськин к себе в постелю затребовал. Так что ты, мил дружок, поспешай, а то мне еще корову доить надоть.» И сладко так обняла она Дулю, что у того в груди все сжалось, в животе опусти-лось, а в штанах, наоборот, поднялось…
А наутро обнаружили, что Федька Сивый исчез.
Так отряд лишился еще одного бойца.

*     *     *

Долго ли, коротко, а через пять ден вышел красный отряд к де-ревне, в царских картах обозначенной как «местечко Благолепное», а в народе прозываемое просто: село Бздюхово. На пятый день отряд пополнился еще одним бойцом за народную власть, и вот как это было.
Облегченно вытянув натруженные переходом ноги, красноар-мейцы хлебали неизменную овсянку, товарищ Еськин, как обычно, разглагольствовал о преимуществах социализма перед загнивающим капитализмом:
- … Вот вы, мужики, спрашиваете: какая-такая, счастливая жизнь нас ждет? Отвечаю: А хрен ее знает!.. Никто еще та-кой счастливой жизнью не жил. А только, как говорит наш любимый вождь и учитель, при буржуях эта самая жизнь не-возможна! И, стало быть, надо нам этих буржуев к ногтю прижать!..
Отрядный запевала, здоровенный молчун Мишка Силин обли-зал огромную деревянную ложку и, неизвестно к кому обращаясь, буркнул:
- Вчерась в Бздюхове бабка Лукерья померла.
- И чо? – поинтересовался у Мишки комиссар.
Силин, не торопясь, скрутил цигарку; долго прикуривал от вы-тащенной из костра головешки; несколько раз блаженно затянулся крепчайшим самосадом и, наконец, выдавил:
- Знал я ее, - и снова замолчал.
Зная, что из Силина ни слова не вытянешь за просто так, Афи-ноген обратился к нему с мирным предложением:
- Слухай сюда, Мишка. Или ты щас же говоришь, каким бо-ком бабка Лукерья относится к разговору о грядущей благо-дати, или я на тебя Глашку натравлю. Ей богу. – И Дуля ис-тово перекрестился.
Мишка, который с малолетства участвовал в мужицких кулач-ных боях, и один раз на спор головой сломал колодезный журавель, судорожно сглотнул слюну и зачастил:
- Лукерья энта, самый знатный на всю округу самогон варила. Мой брательник на свадьбу у нее три ведра брал, так опосля первого ведра мужики барскую усадьбу спалили, опосля второго – попереломали ружья жандармам, присланным с города на выручку барину, а опосля третьего набили морду и брательнику моему, и невесте его, и родне всей, не забыв и про старенького деда Спиридона, который еще с Наполео-ном воевал.
Выдав на одном дыхании эту речь, Мишка, сам удивленный своей разговорчивостью, вытаращил глаза и кинулся за ближайший куст шиповника, на ходу стягивая штаны.
- А ты-то как выжил, - поинтересовался Афиноген у уже крях-тевшего за кустом Силина.
- Дак я ж в то время шибко хворый был, и опосля второго вед-ра у Марьи-солдатки и уснул. А коды проснулся, уж и мужи-ки ушли, и самогон кончился.
- Та-а-ак, - протянул красный командир Митька-Нос, - Надо бы наведаться к покойнице-то. Можа у нее самогон где ос-тался.
- Ну, нет, товарищ командир, - возмутился Еськин, - Это что же получается? Отряд перепьется и вместо того, чтобы с бе-лыми гадами воевать пойдет силинской родне морды бить?! Не согласен! Категорически!
Бойцы приуныли.
      Дуля, ковырявший до этого с задумчивым видом в носу, вы-тащил палец из ноздри, старательно обтер его о растущий рядом ло-пух и обратился к Еськину:
- А скажи мне, товарищ комиссар, жаркие ли у нас с буржуя-ми бои предстоят?
- А то, - откликнулся Еськин.
- Стало быть, и ранетые будут? – продолжал Афиноген.
- Обязательно, - пообещал Еськин. – Пол-отряда как пить дать выкосют.
- Ага. – Дуля ухмыльнулся. – А чем же мы их лечить будем?
Еськин задумался.
Не дожидаясь, пока Плешь додумается до чего-нибудь, Афино-ген продолжал:
- Слышал я от одного заезжего дохтура, чо в городской боль-нице стреляным да покалеченным раны водкой промывают. Это что б, значит, грязи не было. А чем же мы нашим ране-тым бойцам кровавые раны промывать будем, ежели у Луке-рьи – покойницы самогоном не разживемся?
Мужики, предчувствуя в ближайшем будущем «кровавые ра-ны», возбужденно загалдели. Еськин, найдя в дулинских словах здравый смысл, кивнул головой и согласился:
- Верно. Пара ведер самогона раны промывать нам действи-тельно не помешает. Бери двух бойцов, - обратился он к Ду-ле, - и топай в село.

*     *     *

Афиноген на первую боевую вылазку взял с собой Гаврилу Не-мощного и Мишку Силина, чтобы дорогу показывал. Огородами они пробрались к избе покойницы и, схоронившись за поленницей, уст-роили военный совет. К слову сказать, герой двенадцатого года од-ноглазый граф Кутузов и рядом не стоял со своим Советом в Филях, ибо задача перед ним была не в пример легче, чем перед Афиноге-ном со товарищи – всего-навсего разбить армию Бонапарта. Нашим же красным бойцам предстояло вытащить из-под носа гуляющей на поминках деревни два ведра столь необходимого для лечения ране-ных самогона, то есть совершить подвиг, без сомнения достойный описания лучшими литераторами того времени и по смелости своей граничащий с безрассудностью!
Но в сторону восторги и прислушаемся к нашим героям:
- Бабка, царствие ей небесное, самогон гнала в баньке, что за домом, - рассказывал Силин, - А в сараюшке аппарат для от-вода глаз стоит – для заежжих всяких. Мне брательник рас-сказывал, он у меня жуть какой глазастый. Был, - помолчав, добавил Мишка.
- Почему был? – поинтересовался Гаврила, - Помер чо ли?
- Сам ты помер, - перекрестился Мишка, - Просто ему на свадьбе веслом между глаз жахнули, так он нынче дальше сваво носа ни хрена не видит. Ребятишки евоные таперь за-бавляются: отойдут от лавки, иде брательник сидит, скинут портки, повернутся к ему задницей и спрашивают: «Папка, пошшитай, сколь у нас в деревне лысых!»
- Будет лясы точить! – прикрикнул на них Дуля. – Действовать будем так: ты, Мишка, пойдешь в избу, якобы приехал по-мянуть бабку от нашей деревни. Мол, везде ее зелье по душе пришлось. Отвлекешь народ, токмо смотри – больше трех кружек не пей! А мы с Гаврилой в баньку полезем. Как ус-лышишь уханье филина, так тикай оттедова. Понял?
- Поня-я-ял, - протянул Силин, недовольный поставленным перед ним ограничением.
- Ну, тады с богом, - прошептал Афиноген и пополз к баньке.
От домишки, предназначенного для омовения тела, за версту разило брагой. Изнутри раздавались какие-то булькающие звуки; что-то чавкало, рыгало и портило и без того несвежий воздух. Афи-ногену, привыкшему ко всему за годы изнурительного рабского тру-да в барской усадьбе сторожем, стало жутко. Только неимоверным усилием закаленной еськинскими лекциями воли, он заставил себя нырнуть в открытую дверь…
Картина, представшая его взору, заставила бы дрогнуть самое черствое сердце.
Перед глазами Дули встали истекающие кровью бойцы, умо-ляющие омыть их раны хотя бы кружкой самогона, а он, Дуля, не мог дать им и капли, поскольку все бабкины запасы, омывая раны своей пропойной души, уничтожил бздюховский поп–расстрига отец Феофан, известный на всю округу богохульник, пьяница и бабник, лежащий сейчас на лавке и издающий все возможные и невозмож-ные мерзкие звуки. Было отцу Феофану лет сорок, из которых пять, он провел в уездном городишке N, будучи послан всей деревней обучаться в семинарии, а на самом деле пропивая по местным каба-кам собранные односельчанами деньги и задирая подолы пышноте-лым городским купчихам. Семинарскую грамоту вместе с благосло-вением охмурять трудовое крестьянство он, однако, получил и по возвращению в родную деревню сразу же пропил всю церковную утварь и с тех пор трезвым его никто не видел. Не единожды мужи-ки били ему морду, особливо, когда он на крещении начинал петь псалмы за упокой, а на венчании норовил самолично убедиться в непорочности невесты. Бабы же жалели Феофана и тайком от мужей бегали к нему на исповедь.
В Афиногене взыграли все чувства, веками угнетенного и об-манываемого церковью крестьянина.
- Батюшка, - ласково склонился он над Феофаном, - не изво-лите ли рябчика под винным соусом?.. – в этих словах было столько яда и сарказма, что разлепившему глаза служителю Веры почудилось, что перед ним сам посланец ада и единст-венное, что он смог произнести, было:
- Сгинь, в архирея душу мать!.. – и потерял сознание.
Молнии, метавшиеся в голове Афиногена, рвались наружу в форме конкретных действий. Переплетаясь и сверкая, они вылились в простой и страшный в своей простоте план.
От души, отхлестав Феофана по щекам и, приведя его, таким образом, в сознание Дуля изложил попу свой замысел:
- Што б ты, труба иерихонская, на всю жисть оставшуюся за-помнил как оставил Красную Армию без главного лекарства, я щас сюда всех бздюховцев приведу, и они тебе, свечке по-минальной, все картинки Страшного суда вживую покажут!
Феофан, от страха быстро трезвеющий, сообразил, что перед ним боец губернского красноармейского отряда, слава о котором прокатилась по местным долинам и взгорьям, бухнулся на колени и взмолился:
- Не губи, соколик! Отпусти душу грешную на покаяние! А ишшо лучше – возьмите меня к себе в отряд, я кровью вину свою искуплю!.. Один хрен – не жить мне здесь, узнают му-жики кто их опохмелки лишил – кольями забьют! Возьми, Ваше благородие!..
Да, уважаемый читатель, добр был Афиноген Дуля ко всякой твари Божией, а потому вместо желанного лекарства получил отряд еще одного бойца.
А Мишка Силин вернулся токмо под утро, и весь следующий день шагал с Феофаном позади всех, дабы не дразнить красноармей-цев источаемыми ароматами…

*     *     *

На седьмой день бравого похода Митька-Нос получил приказ от прискакавшего из города вестового окопаться за деревней Гнилино и встретить «…шквальным пулеметным огнем наступающих наемни-ков АНТАНТЫ». В Реввоенсовете, наверное, перепутали носовских мужиков с каким-то другим красноармейским подразделением, по-тому что пулеметов они отродясь не видели, и вообще из огне-стрельного оружия в отряде были только берданка Афиногена, здо-ровенный маузер товарища Еськина, пара-тройка охотничьих ружей и старинная стрелецкая пищаль командира. Пищаль была небоеспо-собной, но имела грозный вид и наводила панический ужас на дере-венских баб, приносивших революционным бойцам молоко и яйца.
Без сомненья можно было приравнять к тяжелой морской ар-тиллерии новоиспеченного красного воина Феофана, полностью оп-равдывавшего название своей родной деревни и регулярно издаю-щего  рявкающие, чавкающие и свистящие звуки всеми частями сво-его толстого тела, в том числе и головой. Первые несколько часов своего вынужденно добровольного марша бывший служитель церк-ви тяжело вздыхал, ныл и жаловался на свою горемычную судьбу, пока Митька-Нос не пригрозил первым отправить его на вражеские штыки. После этого Феофан заткнулся и только с тоской поглядывал на исчезающую вдали церковку.
Определив, с какой стороны ждать наступления белобандитов, защитники завоеваний революции принялись возводить оборони-тельные сооружения. Еськин, предчувствуя кровопролитное сраже-ние, бродил по брустверу наспех вырытого окопа и поднимал боевой дух пыхтящих внизу красноармейцев:
- Вы есть кто? – на немецкий манер вопрошал Плешь, - вы есть авангард непобедимой Красной Армии! Могучий кулак пролетарьята! На вас с надеждой смотрят толпы угнетенных народов Африки, Америки и Европы! На вашу долю выпала великая честь умереть за святое дело революции! – мужики перекрестились, а Еськин, судорожно сглотнув слюну, про-должал: - Скоро вы превратитесь в бесформенные куски кровавого мяса, пушечными снарядами вам оторвет ноги, руки, а кому повезет и голову; ваши глаза повылазят от во-нючих химических газов, а кишки повиснут на ветвях близ-растущих деревьев!.. Но ваши жены и дети будут радоваться, глядя на ваши смрадные останки, радоваться,  что их мужья и отцы…
Но в этот раз «мужьям и отцам» не суждено было узнать, чему же будут радоваться их родственники – Еськин, внезапно оборвав свою, без сомненья, высоко поднимающую боевой дух речь, схва-тился за живот и,  путаясь в длинных ремнях портупеи, заметался в поисках укромного местечка. Боевые товарищи комиссара бросили лопаты и принялись со знанием  дела рассуждать: успеет ли Плешь скинуть галифе или нет.
- Говорил я ему, - глядя на покрасневшего, с выпученными глазами Еськина, заявил Дуля, - не жри яблоки опосля мо-лочка. Не послушался, агитатор хренов.
Еськин, между тем, поняв, что до ближайшего оврага ему не добежать, спрыгнул в только что вырытый Мишкой Силиным окоп.
- Ты это… Ты чевой-то? - заволновался Мишка, - Ты зачем в мой окоп мырнул, а?
Еськин не отвечал. Через минуту по оборонительной позиции революционного отряда пополз обещаемый комиссаром смрадный запах…
- Вот заср…ц, мать его!.. – в сердцах сплюнул Гаврила Не-мощный, - беляков еще и близко нет, а он уже уделался!..
Силин, до этого стоявший как громом ударенный, понял, нако-нец, что делает Плешь в его окопе, выхватил у Афиногена лопату и взревел:
- Закопаю золотушника!.. Я полдня рыл, а он ср…ть!.. Да он же не в окоп – он в душу мне навалил! Я ж ему как отцу родному верил, а он!..
На силинский крик прибежал Митька-Нос:
- Чо за митинг, мать вашу?! Почему вонь?! Где комиссар?!
Немощный показал  на окопчик.
Митька заглянул в указанное место и обомлел: на дне, по пояс, засыпав себя землей, сидел Еськин и засовывал себе в рот длинню-щий ствол маузера. При этом по грязным, худым щекам комиссара текли скупые мужские слезы, а по длинному, острому подбородку обильные липкие слюни…
Носов, чтобы не видеть страшного зрелища падения комиссар-ского авторитета, зажмурил глаза. Спустя несколько мгновений раз-дался щелчок, и на сапоги командира шлепнулось что-то липкое.
- Царствие ему небесное, - перекрестился Митька, не откры-вая глаз, - пусть земля пухом…
- Обожди хоронить-то, - услышал Носов голос Афиногена, - дай-ка я сначала его из этого пуха вонючего вытащу.
Бесстрашный красный командир открыл один глаз и увидел Ду-лю, откапывающего живого и невредимого Еськина. Рядом с окопом валялся комиссарский маузер. В ста метрах от них мужики успокаи-вали плачущего Силина, обещая всем миром вырыть ему такой окоп, что они в нем с Аграфеной свадьбу сыграть смогут. Мишка сквозь слезы щерился и божился выставить мужикам бочку браги.
- Ничо, вашбродь, - бормотал, махая лопатой, Афиноген, - ежели щас от духу твово оба не помрем, никакая белая сво-лочь нам не страшна будет.
Еськин благодарно поблескивал стеклами пенсне и улыбался. Живот отпустило, мир снова светился яркими красками, и даже этот бородатый крестьянин казался милым и добрым Санта-Клаусом…

*     *     *

…Вечерело. Над позицией революционного отряда гордо реяло красное знамя трудового народа. Комиссарский дух ветерком снесло в низину, где раскинулась деревушка с благозвучным российским названьем Гнилино. Гнилинские собаки вдруг как-то враз и надолго потеряли нюх, и некому было предупредить громким лаем спящих красноармейцев о приближении деникинского батальона…

Отредактировано GerrАсимофф (2007-06-29 12:55:06)